Числа. Время бежать 5 страница

– Ты чего делаешь?

– Проверяю, нет ли хвоста.

– Мы же услышим сирены, разве нет?

– Когда бы так просто, Джем. У них есть и обычные машины. Всякие…

– А куда мы вообще едем?

Раньше я не задавала этого вопроса, положилась на Жука – он, похоже, знал, что делает.

– Пытаться сбежать за границу, по‑моему, глупо. Во всех портах нас ждут. Так что будем двигаться вперед, пока не найдем какое‑нибудь местечко, где можно отсидеться. Если не возражаешь, поехали на запад, может, доберемся до моря.

Меня озарило. «Лучший день моей жизни».

– До этого Вестона‑как‑его‑там?

Он улыбнулся:

– Да. По крайней мере, поставим себе такую цель.

– А он, блин, где?

Врать не буду: в географии я полный ноль.

– На западе, где‑то за Бристолем. Когда будем заправляться, куплю карту. Я в них не очень разбираюсь, но вряд ли это так уж трудно.

– Так у тебя есть деньги?

– Вот уж денег у меня хоть завались. – Он похлопал рукой по нагрудному карману. – Деньги есть, тачка есть, так что вперед!

Он издал какой‑то идиотский вопль и громко заржал.

И вдруг я на минуту забыла про бомбу, про полицию, про то, что я сижу в краденой машине с чуваком, у которого полные карманы чужих денег. Мне показалось, что после пятнадцати лет непонятно чего наконец‑то начинается моя жизнь. Впереди настоящее приключение, и мы так здорово едем.

Из Лондона мы выбирались по какой‑то дороге – прямо из научно‑фантастического фильма. Проехали по виадуку, через какие‑то офисные здания из города будущего, поднятые метров на пятнадцать над землей. Сплошной бетон, стекло и небо. Мы двигались в потоке машин, выползавших из города. Глядя на длинную цепочку красных фар впереди, я подумала, что ведь во всех машинах сидят люди, каждый со своей историей. Они едут с работы, счастливы, что скоро будут далеко от этой бомбы, от сутолоки, что вернутся в пригород к своим детям, два целых четыре десятых на каждого. Только такой истории, как у нас, нет ни у кого, спорим? Два подростка в бегах, в краденой тачке. Я живу во сне, мы с Жучилой – кинозвезды. Захватывающее, опасное приключение – так классно, что даже не верится.

Жук перестроился, чтобы обогнать грузовик. Тут же оглушительно загудел гудок, и в правом ряду на нас чуть не навалилась какая‑то громадина.

– Блин! – Жук крутанул руль, и мы вернулись в крайний ряд. Машина, ехавшая справа, поравнялась с нами, водитель размахивал руками и орал, сверля Жучилу взглядом.

– Пошел ты, козлина! – отозвался Жук. А тот действительно слетел с катушек.

– Да ладно тебе, Жучила. Не смотри на него. Смотри, говорю, на дорогу, а то мы куда‑нибудь врежемся!

Вел Жук как сумасшедший, руль крутил не попятно как. В конце концов тот водила нажал на газ и уехал, все еще не успокоившись. Я облегченно вздохнула.

– Нельзя привлекать к себе внимание. Угомонись.

– Да я знаю, но он же полный придурок! Чуть меня не подрезал.

– Слушай, давай сваливать с этой дороги, найдем какую поспокойнее.

– Ладно, на следующем повороте. – Он все не мог утихомириться но, по крайней мере, держал руль обеими руками.

Скоро показался знак, обозначавший съезд. Мы свернули в рукав, завизжали тормоза – Жук пытался сбросить скорость и вписаться в крутой поворот. Мелькнул знак, предупреждавший, что впереди круговое движение, но мы ничего толком не рассмотрели. Застопорились, разглядывая указатели: «Хаун‑слоу… Сло… Хэрроу…» Блин, а нам куда? Сделали полный круг – уже решили, что останемся тут навеки, – а потом дернули в первом попавшем направлении: нам уже сигналили справа, слева и сзади. Мы поползли дальше в том же сплошном потоке.

– А они все так же крутились, Джем? Все ехали за нами?

– Мне‑то почем знать?

– Да ты хоть в зеркала‑то смотри! Для этого мозгов не надо!

По лбу у него катился пот. Я чувствовала, ему приходится нелегко, но это еще не повод.

– Рот заткни! – рявкнула я. – Я вижу одни фары, а они все одинаковые. Как я, блин, разберу, за нами они едут или нет?

Он утер ладонью лоб, провел ею же по волосам.

– А мы где?

– Без понятия, едем дальше. Там еще будут указатели.

– От них проку мало. Нам нужна карта.

– Мне лично без надобности, я в них не разбираюсь.

– Ничего, научимся. Слушай, мне надо передохнуть.

Жук свернул в «карман», остановился. Заглушил двигатель и как мог вытянулся на сиденье, потом потер ладонями лицо и шумно выдохнул сквозь пальцы.

– Блин! Нелегко, однако.

– Машину водить?

– Да, столько всего надо держать в голове, смотреть во все стороны. Уф.

Он снова вытер пот со лба, на сей раз рукавом. Запрокинул голову, закрыл глаза.

– Жучила, – сказала я, стараясь говорить спокойно, – ты ведь не в первый раз за рулем, а?

– Ну еще бы, – откликнулся он, не открывая глаз, – Спенсер мне как‑то дал покататься по пустырю.

– А я думала, ты уже сто раз угонял машины, и…

– Угонял, Джем, только я отвечал за зажигание. А за руль меня не пускали.

Я строго посмотрела на него:

– Ничего себе… ну ты даешь! Мы тут катаемся по самым забитым дорогам в мире, а он за рулем в первый раз! Ни фига себе!

Я поняла, что хохочу – облегчение грозило перерасти в истерику.

Жук открыл глаза.

– Чего? Ты чего ржешь? Я же досюда доехал!

Я сделала паузу, чтобы отдышаться.

– Да я не над тобой смеюсь. Честное слово. – Он, похоже, действительно обиделся. Я положила руку ему на плечо. – Сюда‑то ты нас довез. Ты молодчина. Правда молодчина, Жук. Слушай, давай глянем, чего нам положила твоя бабуля. Перекусим.

Он вылез, пошел к багажнику, вытащил сумку и швырнул мне на колени. Я порылась там. Всякая хрень – крекеры, шоколадное печенье, какие‑то консервные банки, а открывашки‑то нет. Впрочем, гам нашлась пачка сигарет, а на дне лежало что‑то тяжелое. Я просунула руку ко дну, нащупала горлышко бутылки. Вытащила ее. Лицо у Жука просветлело.

– Ну уж нет, дружище, – сказала я, запихивая водку обратно. – Сейчас нам это совсем ни к чему.

– Очень пить хочется. Там есть что‑нибудь еще?

Я порылась.

– Не‑а.

– Паршивый куш, – заметил Жук и фыркнул от смеха.

– Чего?

– Ну так ведь говорят, когда тебе почти ничего не досталось? Так, смешно звучит.

Его почему‑то эти слова действительно рассмешили, он просто зашелся хохотом. Это оказалось заразительно. Я плохо понимала, над чем он смеется, но тоже расхохоталась. И вот мы сидим и ржем как два идиота.

А когда мы отсмеялись, у нас будто совсем кончились все силы – ушли в хохот. В машине повисло молчание. До нас дошло, как обстоят дела: как вот глотнешь чего‑то холодного – и оно медленно скатывается в горло и дальше. Я перестала понимать, на что мы рассчитываем. Премся неизвестно куда, не взяли с собой ничего полезного, а нас при этом ищут. Не хотелось мне этого говорить, но как‑то само вырвалось:

– Может, вернемся? – спросила я. – Вернемся, сдадимся сами, наверное, нас не так сильно накажут.

Жук тряхнул головой:

– Я не вернусь. Не могу, Джем.

– Что значит «не могу»? Ну ладно, помучают нас – переживем. Допросят про этот взрыв; хорошо, мы еще и машину угнали – но что уж такого они с нами сделают? Посадят?

– Да нет, Джем, я не из‑за полиции, хотя меня‑то точно посадят, они давно ищут предлог. Только не в них дело. Вот, смотри. – Он сунул руку в карман куртки и вытащил бурый конверт, большой, сложенный пополам. Протянул его мне.

– Это еще что?

– Сама посмотри.

Я отогнула край, глянула внутрь. Там лежали деньги, толстая пачка денег. Я вытащила ее. Чтобы мне провалиться, в жизни не видела такой кучи.

– Это наше будущее, Джем. В смысле, на следующие несколько недель.

Я взяла деньги в одну руку, а другой перелистала, как вот перелистывают книгу. Сотни помятых пятерок и десяток. Сотни фунтов.

– Ты чего, банк ограбил?

Он погрыз ноготь, посмотрел на меня, промолчал.

– Что ты натворил, Жук? – спросила я негромко.

Он опустил глаза, взъерошил волосы.

– Не донес последнюю передачу.

– Так это деньги База? Ты его ограбил? Ты обалдел, Жук? Нас же замочат!

Он продолжал грызть ноготь.

– Не найдут – не замочат. Но возвращаться мне точно нельзя. Теперь только ты и я, Джем. У нас одна дорога. Найти новое место. Начать сначала.

Я закрыла глаза. Да, обратного пути не было. Почувствовала на плече его руку.

– Ты в порядке? – Я не ответила, не знала, что сказать. – Если хочешь, я тебя где‑нибудь высажу. Я не могу вернуться, но ты‑то можешь. Ты можешь вернуться, Джем.

Я дождалась, когда до меня дойдет смысл этих слов. Он говорит серьезно: если что, он поедет дальше без меня. А куда мне возвращаться? К полиции, к соцработникам, к Карен? Я открыла глаза – он смотрел на меня в упор, смотрел по‑настоящему. Многие ли люди видели во мне хоть что‑то, кроме странной зачуханной девчонки в надвинутом капюшоне? Многим ли я была интересна? А Жук был другой: веселый, дурковатый, непоседливый, безбашенный. Нормальный.

– Нет, – ответила я. – Порядок. Я еду с тобой. Очень хочется посмотреть на этот Вестон‑как‑его‑там.

Жук ухмыльнулся, кивнул:

– Тогда едем дальше по этой дороге, найдем заправку, купим нормальной еды и карту, в общем, разберемся.

– Ладно, – согласилась я. – Заметано.

Мы выполнили разворот в двадцать три приема и вернулись на главную дорогу. Минут через десять показалась заправка, мы подъехали к колонке. Повозившись, Жук нашел, как открыть крышку бензобака, и заправился. Потом мы двинули в магазин, я сходила в туалет, а Жук набрал кучу всякой жратвы: кока‑колу, чипсы, шоколад, несколько бутербродов. Хватит на несколько дней. На нас поглядывали с недоумением. «Блин, – подумала я, – они запомнят: явились два подростка и накупили кучу жратвы».

Очередь ползла страшно медленно.

Мужик за прилавком слушал радио. Музыка оборвалась, начались новости.

– Лондон еще сотрясает после взрыва на колесе обозрения… семеро погибших, множество раненых… полиция разыскивает двух подростков, чернокожего юношу высокого роста и девушку пониже, худощавого телосложения.

Кожу покалывало. Мне казалось: над головой у меня светится огромная вывеска с указующей стрелкой: «ВОТ, ЭТО ОНИ». Я поняла, что Жук тоже слышал: он смотрел в пол, переминался с ноги на ногу, жевал губу. Я все ждала, что прозвучат страшные слова, что нас схватят. Ужасное чувство. Больше всего мне хотелось бросить покупки и рвануть прочь, но я перебарывала себя. «Спокойно, спокойно». Мы продвигались вперед. Новости кончились, снова заиграла музыка, мы подошли к кассе. Мужик на нас даже не взглянул, только спросил номер колонки и пробил наши покупки. Жук заплатил наличными, и мы выскочили вон.

По дороге к дверям я заметила, что в углу, под потолком, висит камера. Одну секунду я смотрела на нее в упор, а она смотрела на меня немигающим взглядом. «Ну, вот и конец», – подумала я. Теперь у них есть мое изображение, в дурацкой бабкиной куртке, со стрижеными волосами. Прежде чем забраться в машину, я сняла эту паршивую куртку и бросила на заднее сиденье. Жук уже заводил двигатель.

– Давай, двинули. Вот, посмотри на карту, может, разберешься, где мы.

Он бросил мне на колени толстую книгу.

Я стала возражать, но он оборвал меня:

– Джем, нам надо сматывать. Вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, разберись.

Я листала страницы, пока не нашла большую карту юга Англии. Сосредоточилась, пытаясь разобраться в паутине каких‑то линий, потом нашла Лондон, посмотрела левее. Страшно обрадовалась, обнаружив Бристоль. Между двумя городами тянулось множество дорог, оставалось лишь отыскать одну из них.

– Поехали до следующего указателя, Жук. Там уж я разберусь.

И вот так, не без запинок, мы выбрались из города, время от времени останавливаясь, чтобы свериться с картой, иногда сбиваясь с пути и возвращаясь назад. А я все прислушивалась, не взвоет ли сирена, смотрела в зеркало, не появится ли сзади «хвост». В какой‑то момент я определила по карте наше положение и потом держала на ней палец, отслеживая, куда мы едем.

В Бэзингстоке мы съехали с кольцевой и встали на тихой улочке. Жук вышел отлить, а потом мы устроили в машине небольшое пиршество: бутерброды, чипсы, кока‑кола.

– Машину, пожалуй, пора бросать. Слишком заметная, ее уже небось только ленивый не ищет, – сказал Жучила с набитым ртом, из которого разлетались крошки от чипсов.

Мне стало жалко:

– А мне она нравится.

– Знаю, но, если мы ее не сменим, не сегодня завтра нас поймают. Давай‑ка найдем какое тихое место, соснем, потом, рано утром, угоним другую. Я выдохся.

Мы немножко поездили по округе, потом отыскали тихий проселок, где не было фонарей. Встали в какой‑то тупичок, заглушились, погасили фары. Было темно, как в гробу, жутковато.

– Мне не по себе, Жучила. Больно темно. Давай найдем место, где есть фонари. А тут какая‑то жуть.

– Нельзя, чел. При свете нас засекут. Ахнуть не успеешь. Ты закрой глаза, тогда не будет никакой разницы. Полезай‑ка назад, ложись, ты там поместишься.

– А ты?

– А я тут подремлю. – Его длинные ноги едва помещались под рулем, голова упиралась в потолок.

– Мне и тут нормально, я откину сиденье. А ты лезь назад, там посвободнее.

На галантного рыцаря он не тянет. Сразу же согласился и перелез назад. Протянул руку, пошарил в багажнике, передал мне одеяло.

Я завернулась, повозилась, пытаясь устроиться. Закрыла глаза, но перед ними все мелькали телевизионные кадры: пустота там, где раньше на колесе была та кабинка, обрывки голубой куртки, разодранная плетеная сумка. Я снова увидела очередь, обращенные ко мне лица. Открыла глаза, но это не помогло: не на чем было сосредоточиться, только непроглядная тьма. Такая непроглядная, что в ней могло таиться что угодно. Какой‑нибудь громила с ножом метрах в двух от машины (мы его и не увидим, пока он не шагнет вперед, не прижмется лицом и руками к стеклу – морду от этого перекосит) не распахнет дверцу и…

– Жук, ты спишь?

– Нет. – Я слышала, как он ворочается. – Устал как собака, а заснуть не могу. Мозги не отключаются, будто нюхнул чего.

– Мне страшно. Мне здесь не нравится.

Я почувствовала, как он протянул сзади руку, похлопал меня по плечу. Я выпростала из одеяла ладонь, переплела пальцы с его пальцами. Ладонь у него была в два раза больше моей – длинные фаланги, узловатые суставы. Он ласково погладил мне кожу большим пальцем, будто успокаивая без слов. Я, похоже, отрубилась, потому что следующее, что я помню – машину заливает серо‑серебристый свет, окна запотели, а Жук забирается на водительское сиденье.

– Пора, Джем. Найдем тачку покруче и двинем дальше, пока никто не проснулся.

Он развернулся, и мы покатили обратно в сонные пригороды. Внезапно Жук ударил по тормозам, меня швырнуло вперед. Дорогу прямо перед нами перебегала лисица, здоровенная, зараза. Она скрылась за изгородью, и Жук осклабился:

– Рад, что не сбил подлюку. Он – как мы с тобой, Джем. Воришка вышел на дело с утра пораньше. Респект, мистер Лис.

Мы поехали дальше и скоро оказались на тихих пригородных улочках, заставленных машинами. Рань была жуткая, но у Жука сна не было ни в одном глазу, он так и зыркал по рядам машин, высматривая подходящую. Через некоторое время остановился и указал на другую сторону улицы, где стоял здоровенный пикап.

– Берем вот эту, Джем. Распихай шмотье по сумкам. Давай быстро и без шума.

Он прижал костлявый указательный палец к губам и подмигнул. Ему все это явно нравилось.

– Подожди, пойду осмотрюсь.

Жук вылез из машины и перебежал через улицу. Быстренько обошел пикап по кругу и вернулся.

– Подходит. Никаких секреток и блокираторов. Забирай вещи, одеяла и все остальное.

– Подожди секунду.

Я открыла бардачок и вытащила одно из писем, адресованных мистеру Маккалти. Поискала ручку, нашла огрызок карандаша. Написала на уголке, так мелко, как смогла: «Все кончится 25122023». Держи подарочек на прощанье, козел бессердечный.

– Ты чего там возишься? – прошипел Жук. – Надо сматывать, а то народ начнет просыпаться! Давай!

Я бросила письмо на пол, собрала пожитки и вылезла из машины. Жук уже возился у водительской двери новой тачки, ковырял какой‑то фиговиной в замке. Тот щелкнул, Жук залез внутрь и открыл мне пассажирскую дверь. Я забросила вещи на заднее сиденье, быстренько села и, стараясь не шуметь, захлопнула дверь. Жук копался под рулевой колонкой; скоро двигатель заработал, и мы двинулись, плавно скользя по спящим улицам, без шума, без задержек.

Выбирались мы из Бэзингстока целую вечность. Просто кошмарный город: улицы там специально проложены так, чтобы вы застряли навеки. Мы минут двадцать мотались кругами, как идиоты, пока я наконец не углядела указателя на Эндовер – я видела его на карте, это был следующий городок к западу. Мы рванули туда, Жук облегченно вздохнул.

– Они бы лучше разбомбили этот чертов Бэзингсток, а Лондон не трогали, – высказался он.

Даже в половине седьмого вокруг было много машин.

– Включи радио, выясни, что там происходит, – предложил Жук.

Мне не хотелось этого знать; пусть внешний мир живет своей жизнью, а мы с Жуком будем сидеть в машине и двигаться дальше, но я все же включила радио и тыкала кнопки наугад, пока не нашла программу новостей.

– Количество жертв взрыва в Лондоне за ночь возросло до одиннадцати, еще двадцать шесть человек остаются в больницах, двое в критическом состоянии. Криминалисты обследуют место происшествия, разбирают завалы в поисках следов виновников, а также предметов, которые помогут установить личности погибших. Полиция снова обращается к двум молодым людям, которые, по свидетельствам очевидцев, убежали с места происшествия перед самым взрывом, с просьбой связаться с властями. Утром состоится пресс‑конференция, на которой будут обнаровованы их фотороботы.

– Выключай, Джем. А про машину ничего, да? Может, они нас пока и не вычислили.

– Ты думаешь, они будут рассказывать все, что знают? Они быстро управятся. Карен наверняка уже подала заявление, что я пропала, еще у них есть фотороботы…

– Нам нужно найти укрытие, пожить где‑нибудь в лесу. Где люди, там и опасность.

Сердце у меня упало. Да мы ни черта не умеем жить в лесу. Мы же выросли в Лондоне.

– Жук, а ты когда‑нибудь бывал в лесу?

– Не‑а, только чего в этом такого? Наберем побольше воды и жрачки, да еще одеял, найдем, где укрыться. Поживем как партизаны, ага?

Я рассмеялась:

– Я не умею партизанить.

– Да это просто, балда, живешь себе на подножном корме. Охотишься, питаешься ягодами. Что, не справимся?

– Да мы завтра же загремим в больницу, если будем жрать в лесу что попало. Отравимся. Или замерзнем насмерть.

Я мрачно посмотрела в окно на незнакомый пейзаж, поля и изгороди. Приветливо, ну просто как на Марсе: ни магазинов, ни домов, ни людей, никакой жизни. Да, Лондон, конечно, дыра, но там все‑таки есть какая‑никакая цивилизация, а не эта бесконечная, мокрая, тускло‑зеленая пустошь.

– Может, останемся в машине? Поставим ее где‑нибудь в тихом месте.

– Может, ты и права. Слушай, давай проедем еще с полчасика, а потом постоим на обочине, пока не стемнеет. В темноте нас вряд ли засекут.

Мы покатили дальше мимо бесконечных унылых холмов. То тут, то там мелькали фермы. Иногда возникали кучки домов и магазинчик‑другой. У них были названия, но обозвать их населенными пунктами язык не поворачивался. Совершенно безликие. Попадались дома с соломенными крышами, будто ты в каком гребаном средневековье.

Я вспомнила сказку про трех поросят, которую мне когда‑то читала мама. Придурочный третий поросенок построил себе дом из соломы, пришел злой серый волк, дунул на него – и нету. Волка, как вы помните, потом сварили в котле, а поросята остались жить‑поживать в кирпичном домище. Не знаю, зачем малышам вешают на уши такую лапшу. Не нужно особого ума, чтобы понять: в реальной жизни побеждает всегда серый волк. У поросят вроде нас с Жуком шансов ноль.

– Ты о чем думаешь?

Я вздрогнула. Нет, я не спала, просто так ушла в свои мысли, что обо всем забыла.

– О поросятах.

– Ты их видела? – Он резко крутанул головой, отчего машину повело вправо.

– Нет. Смотри, куда едешь. Угробишь нас, чего доброго. Да и вообще, я думала не про настоящих поросят, а тех, что в книжке… ладно, проехали.

Показался указатель – на нем был нарисован стол для пикника. Мы свернули и обнаружили большую площадку, с дороги ее было не видно. На площадке стоял грузовик, мы пристроились за ним, поели печенья, глотнули коки. Вдоль грузовика прошел какой‑то мужик. Остановился, закурил, проверил, хорошо ли затянута веревка на заду машины. Я заметила: он все время смотрит на нас. Делает вид, что не смотрит, но ведь всегда видно, когда человек вроде как смотрит на одну вещь, а на деле уголком глаза разглядывает другую. Я инстинктивно вжалась в сиденье – он вернулся в кабину, залез на водительское место.

– Видел его?

Жук выковыривал из зубов крошки печенья.

– Кого, водилу?

– Да, ты видишь его в кабине?

– Ну, вижу, в его боковом зеркале. А чего?

– Что он делает?

– Курит и разговаривает по такой маленькой рации.

По коже у меня поползли мурашки.

– Он нас вычислил, Жучила. Звонит в полицию.

– Да ладно тебе. Дальнобойщики вечно треплются друг с другом по рации.

– А если вычислил? Что нам делать?

– Бросать тачку и добывать другую. В любом случае давай сматывать.

Он завел двигатель и, плавно переключая передачи, понесся, набирая скорость, обратно к шоссе. За рулем он чувствовал себя все увереннее.

Я оглянулась. Вдалеке трясся грузовик. Он явно нас преследовал.

Как поглядеть, грузовики были повсюду: один впереди, отделенный парой других машин, примерно раз в минуту какой‑нибудь грузовик попадался навстречу. Если этот придурок нас вычислил и оповестил своих дружков, наше дело труба. За нами будут следить на каждом шагу. К нам приближался очередной грузовик, я взглянула в кабину: водитель на миг встретился со мной глазами и тут же их отвел. На голове у него была телефонная гарнитура, он в нее что‑то вещал.

– Жук, надо сматывать. Нас засекли. Водила того грузовика поглядел на меня. Ты заметил?

– Не, чёл, я смотрю, куда еду, как ты велела.

– На следующего обрати внимание.

Через пару минут показался очередной грузовик. Водитель нас явно приметил. Жук видел тоже.

Он выругался и резко свернул на следующую же отворотку. Мы покатили по узкому проселку. Одной рукой я цеплялась за дверцу, другой – за торпеду и молилась про себя, чтобы нам никто не попался навстречу. Жук притормозил, а потом и вовсе остановился там, где в сторону уводила дорожка, слишком узкая для машины.

На ней стоял зеленый указатель: «Пешеходная тропа». Сердце у меня упало.

– Хватай шмотки, дальше двинем пешком.

– Еще чего. Куда? Как?

– Заберем вещи, пройдем несколько миль по этой дорожке, найдем место для ночлега, а там я спроворю очередную тачку. Уведу с какой‑нибудь фермы. Давай собирай шмотки.

Мы напихали чего могли в полиэтиленовые пакеты. Я лихорадочно перелистала атлас, выдрала те страницы, где была эта местность, и вообще все, что могли довести нас до Вестона.

– Это ты здорово сообразила, подруга.

Было видно, что адреналин из Жука опять так и прет. Со мной, видимо, было то же, но мы были как две стороны одной медали. Жук в восторге от предстоящего приключения, а меня грыз страх – погоня ведь все ближе.

Все в пакеты не поместилось. Я надела куртку – так проще, чем нести в руках, – а Жук намотал одеяло на плечи; потом, бросив последний взгляд на машину, мы зашагали по дорожке. Видок у нас, надо думать, бы еще тот – парочка придурков. Мы совсем были не похожи на туристов с рюкзаками, в походных ботинках, просто пара подростков с кучей пакетов и в прикиде из комиссионки.

С пакетами вышла куча заморочек. Один все бил меня по ноге, ну хоть плачь. Я попыталась его развернуть, перекинуть в другую руку, – никакого толку. Шлеп, шлеп, шлеп. Ручка врезалась в ладонь – резкая, противная боль. Ноги постоянно разъезжались во все стороны. Тропинка была вся в рытвинах: две колеи, выложенные камнями, большими и мелкими, а между ними – полоска травы, и все это на разных уровнях. Поначалу я шла по колее, но нога то и дело подвертывалась на камнях, тогда я перебралась на траву. Там было получше, только иногда нога соскальзывала вниз или попадала в рытвину и опять же подворачивалась. И всю дорогу – шлеп, шлеп, шлеп, черт бы побрал этот пакет. Он быстро меня достал, точно по колену сбоку бьют кувалдой.

Мы тащились по этой дороге добрую половину утра, а потом я встала и бросила оба пакета. Поднесла руки к глазам, посмотрела на ладони: они были ярко‑красными, исчерченными толстыми белыми полосами там, где ручки пакетов врезались в кожу. Жук шагал себе, ему было по фигу. Можно подумать, он слушает музыку: шлепает себе под какой‑то свой внутренний ритм, трясет головой, подскакивает на каждом шаге – только никакой музыки он не слушал, разве что она звучала у него в голове. Через несколько секунд до него доперло, что я отстала, и он обернулся:

– Ты чего?

– Не могу больше. Выдохлась. Можно передохнуть?

Жук глянул на часы:

– Мы идем ровно шесть минут. Если вернуться вон к тому повороту, снова увидим машину.

Я пнула один из пакетов:

– Я не могу! Не люблю я ходить пешком!

– Мы же с тобой часами шлялись по Лондону, вдоль канала, по улицам. По много миль проходили, чел. Ты можешь.

– Ну, так то Лондон, цивилизация. Там тротуары, асфальт. А тут? Нога болит. И чертов пакет по колену колотит, а руки – вон, погляди!

Я протянула ему ладони.

– Послушай, – сказал Жук, не заводясь, – нам нужно как молено быстрее уйти как можно дальше от машины и где‑нибудь спрятаться. Предлагаю пройти по этой дороге час, посмотреть, куда она ведет.

– Ты что, не слышал? Я НЕ МОГУ!!! – От ярости у меня вырвался вопль, возможно, я далее затопала ногами. Потом схватила один пакет обеими руками и отшвырнула прочь. Он описал в воздухе плавную дугу и приземлился прямо на живую изгородь, метрах в двух над землей.

Жук метнулся ко мне, зажал мне рот рукой.

– Ш‑ш‑ш! Балда, они же сейчас все сюда сбегутся!

В глазах у него плясали чертики, рот растянулся в улыбке. Он надо мной смеялся.

Смеялся.

Надо мной.

Он.

Я прямо с катушек слетела – замахала ногами и кулаками, заверещала как ненормальная:

– Только попробуй надо мной прикалываться! Только…

Вместо того чтобы отступить или дать мне сдачи, он обхватил меня сразу и руками и ногами, будто бы спеленал, и прижал к себе. Руки у меня оказались притиснуты к бокам, ногами было не пошевельнуть. Он держал меня крепко‑крепко, лицом я уткнулась в его вонючую подмышку, и он будто бы выдавил из меня всю ярость. Я чувствовала, как она уходит, как тело мое обмякает. Жук положил подбородок мне на голову, и вот так мы и стояли, просто дыша.

– Успокоилась? – спросил он через некоторое время.

– Нет.

Хотя я успокоилась, по крайней мере, мне полегчало.

Жук выпустил меня и пошел снимать пакет с изгороди.

– Давай по дольке шоколада – и двигаем дальше. Я понесу твои мешки.

Этого я не могла ему позволить – у меня все‑таки есть какая‑никакая гордость.

– Пошел ты, я сама понесу.

– Ну давай.

В конце концов мы порешили на том, что он понесет неудобный пакет, и с этим двинулись дальше, а сквозь ветви и листья у нас над головой уже начал сочиться мягкий утренний свет, а со стороны шоссе долетел вой сирен.

Дорожка уперлась в калитку, запертую на деревянный засов. Мы поставили пакеты, перевесились через калитку, посмотрели вперед. Дорожка шла через какое‑то поле. Дальше начинался уклон, там ничего не было видно, а за ним вздымались все новые поля, насколько хватало глаз. В жизни не видела столь унылой картины: полная пустота.

– И куда мы, блин? – спросила я.

Жук пожал плечами:

– Подальше от брошенной машины. Куда – не важно.

– Тут мы не пройдем, – я кивнула на эту безжизненную сельскую местность.

– Почему?

– Да ты сам погляди, придурок! Ни деревьев, ни изгородей. Нас будет видно, как на ладони.

– Ты предлагаешь вернуться? Сидеть в машине, пока нас не обнаружат, не вытащат оттуда и не бросят на землю лицом вниз, приставив пистолет к затылку?

– Какой еще пистолет?

– Они же думают, что мы террористы.

Я опустила лицо на руки и закрыла глаза. Я плохо себе представляла, каково это – быть в бегах, но представление у меня было совсем не такое. Я ужасно устала, мучительная тяжесть разливалась по рукам и ногам.